Пой вместе с ветром - Страница 22

Итак, сказала она себе, этот их Обряд состоял в приобщении. Ки почувствовала, как забрезжило смутное понимание происшедшего. Выпив странную жидкость, она мысленно вернулась в день гибели Свена, и вместе с нею там побывали они все. Вот, значит, в чем состояло для них облегчение разделенного горя. Ей не придется отвечать на бесконечные неловкие вопросы родни и в сотый раз вспоминать нечто такое, о чем лучше бы поскорее забыть. Все все видели. И разделили между собой. Вот так все должно было произойти. Но произошло ли? Допустила ли она их?.. Ки не знала. Она пыталась не допустить. Это-то она помнила хорошо. Она изо всех сил пыталась избавить их от жестоких и жутких подробностей, от зрелища, низводившего гарпий, их полубогов, до отвратительных стервятников. Удалось ли ей это? Или все-таки не удалось?.. Чем она навлекла на себя всеобщую ненависть? Тем, что показала, каковы в действительности их божки? Или тем, что отказала им в приобщении к мигу гибели Свена?..

Пиршество тянулось и тянулось бесконечно. Подле Ки по-прежнему царила тишина, разговор велся таким тоном, что Ки, не разбирая слов, только радовалась про себя. Зато Ларс слышал все. Ки видела, как он с извиняющимся видом разводил руками и то и дело склонял голову, покорно выслушивая попреки. Потом появился Руфус. Молча, с каменным лицом, наполнил он едой две большие тарелки и удалился с ними в комнату матери. Что случилось с Корой? Что могло вынудить ее покинуть стол и гостей?.. Слишком много вопросов, на которые Ки не могла найти ответов…

Ки снова оглядела стол. Душистые пласты сочного мяса, разноцветные фрукты, исходящие пряными ароматами горячие овощи в огромных горшках… Ки казалось, будто она пережевывала опилки с пеплом и глотала песок.

Мало помалу гости начали подниматься из-за стола и откланиваться. Уходили они по двое-трое, и измученный Ларс провожал каждого до дверей. Лицо у него было серое. С Ки не подошла попрощаться ни одна живая душа, но Ларс, по всей видимости, рад был бы поменяться с ней местами. Люди, ожидавшие всеобщего умиротворения и благодати, уходили взвинченными и потрясенными.

Ки окончательно плюнула на все правила хорошего тона и, поставив локти на стол, уронила голову на руки…

Кто-то коснулся ее плеча, и она тотчас вскинула взгляд. Это был Хафтор, и на сей раз его темные глаза смотрели затравленно, а на лице пятнами проступала багровая краска. Он был похож на пьяного, но вином от него не пахло. Он посмотрел Ки в лицо и заговорил, с видимым трудом подбирая слова:

– Я обошелся с тобой незаслуженно грубо, Ки. Сам я это уже понял, а через несколько дней, думается, поймут и остальные. Понимаешь, большинство из них совсем не знает тебя, поэтому им трудно понять… Понять, что зла с твоей стороны тут не было, только незнание. И воля крепче, чем у любого из нас… даже у Коры. Сделанного, правда, не воротишь, но если знать, что к чему, может, хоть легче будет терпеть. И если уж искать виноватого, то винить надо в первую голову Руфуса и Кору. Они не должны были допустить, чтобы ты нас вела… даже под присмотром Коры. И вообще незачем было пороть такую горячку с Обрядом. Поучили бы лучше тебя нашим обычаям… Но ты ведь не хуже меня знаешь, что за человек Кора. Когда выяснилось, что они уже несколько месяцев как мертвы, она в лепешку готова была расшибиться, только бы честь честью отпустить их как можно скорее… В общем, ты знай, я постараюсь не держать зла на тебя, Ки. Но те, другие, кто был здесь сегодня, здорово перепуганы и к тому же оскорблены в лучших чувствах. Кое-кто так и будет косо смотреть на тебя: и надо же, мол, ей было к нам в Арфистов Брод приезжать…

Ки снова повесила голову. Похоже, это были самые добрые слова, которые ей предстояло нынче вечером выслушать. Ей захотелось по-детски выкрикнуть в спину уходящим гостям, что она тут ни при чем, что она не хотела… Хафтор, казалось, прочитал ее мысли. Он неуклюже похлопал ее по плечу, отодвигаясь в сторонку.

Ки так и осталась неподвижно сидеть в своем кресле. Теперь ее менее всего заботило, что все остальные станут думать о ее поведении. Постепенно затихал гул голосов, и вот, наконец, в последний раз бухнула дверь и сделалось совсем тихо. Ки долго прислушивалась к тишине, ожидая, чтобы вместе с посторонними голосами утихло и жужжание у нее в ушах. Она вздрогнула, когда в очаге с треском рассыпалось прогоревшее бревно. Потом послышались шаги и перестук посуды, которую убирали со стола. Ки открыла глаза и увидела, что это Ларс составляет пустые тарелки. Она поднялась и безо всякого желания стала ему помогать.

На ближайших к ней двух тарелках было еще полно еды, и Ки, не зная, что с нею делать, поставила тарелки обратно. Она собрала семь маленьких чашечек, из которых пила тягучий напиток, и потянулась за соседскими. Но она не знала даже приблизительно, как с ними следовало поступать, а голова упорно отказывалась соображать. Если бы хоть этот гул в ушах прекратился! Ки чувствовала себя ни на что не способной. И потом, ей в самом деле еще не случалось прибирать стол, за которым ужинало двадцать с лишним человек. Как же ей хотелось опуститься наземь у походного костра, вычистить над огнем одну-единственную чашку и привычно вытереть куском черствого хлеба деревянную миску… Снова остаться один на один со своим горем…

В висках тяжело застучало, под веки точно насыпали песку, горло перехватывала судорога. Усталость опустилась на плечи, словно тяжелое душное одеяло. Ки подняла руки к лицу: пальцы были ледяными, зато щеки так и горели. Ки услышала шаги у себя за спиной.

– Если ты не против, Ларс, я пошла бы к себе в фургон спать, – выговорила она. – Оставь все как есть, утром я тебе помогу прибраться…